Очерк истории арзамасской мордвы. Глава II. Внешний быт

Глава II

Внешний быт

  Мордва представляет собою самое значительное из восточно-финских племен¹. С давних пор она разделяется на две основные группы: эрзю и мокшу². В литературе упоминаются еще две сравнительно меньшие группы - терюхане в Нижегородской губернии (и уезде) и каратаи в Казанской, - но первые обрусели, вторые отатарились, и определить их отношение к названным крупным группам в настоящее время чрезвычайно нелегко. Несколько культурных слов, сохранившихся в языке, названия и формы костюма, скудные известия о древней религии - вот все, чем может располагать исследователь.

  Собрание и обработка терюханского лингвистического материала были предприняты покойным Веске, но не осуществилось за его смертью и не находит продолжателя. Названия отдельных частей женского костюма - шушпан, сустуг - не заключают в себе ничего обособляющего; некоторую особенность представляют формы костюма, но он - продукт новейшего времени: новые рубашки и кафтаны терюханок сличаются от соответствующих принадлежностей туалета эрзянок и мокшанок, но старые вещи, которые нам приводилось видеть, обнаруживают близость к эрзянским формам.

  Что касается отличия эрзи от мокши, то оно выражается в физическом типе и в ряде особенностей внешнего и внутреннего быта.

  Присматриваясь к мокшанской толпе, наблюдатель скоро заметит, что она представляет большее разнообразие типов сравнительно с эрзянской. Рядом с белокурыми, сероглазыми и обладающими светлой кожей особями, из которых состоит эрзянская толпа, мы встречаем здесь значительное, едва ли не преобладающее количество особей, обладающих черными волосами и глазами, смуглым, желтоватым цветом кожи. Лица представляют такое же разнообразие, как и окраска кожи и волос. Мокша в большей части случаев, как и эрзя, обладает круглым лицом, но строение его иное, чем у эрзи. Не решаясь характеризовать это различие в терминах анатомоантропологических, мы отметим только, что мокшанские круглые лица приближаются по типу к татарским и чувашским. Среди преобладающей массы круглых лиц у мокши встречаются овальные лица с тонким, правильно очерченным носом. Особи, обладающие такими лицами, имеют большие черные глаза, желтоватую кожу и черные волосы.

  При одинаково высоком росте мокша, насколько позволяют об этом судить наши наблюдения, отличается большей массивностью сложения и вытекающей отсюда неповоротливостью. Не обладая грацией и изяществом движений, мокшанские девушки и женщины проявляют в походке, в говоре, в жестах самоуверенную силу и энергию. Прямой, несколько откинутый взад стан, тяжелые, размашистые движения, громкая речь с несколько хриплыми нотами - вот черты, которые наблюдатель отмечает в мокшанской толпе.

  Наречие эрзянское отличается от мокшанского и фонетикой, и лексическим составом. Мокшанин и эрзянин, если они не из соседних пограничных деревень, не в состоянии понять друг друга и прибегают для объяснений к русскому языку³.

  В области внешнего быта главное отличие заключается в женском костюме; мужской не представляет особенностей. Костюм мокшанки и по составу, и по формам, и по способу надевания отличается от эрзянского. Нижняя одежда мокшанки состоит из рубашки и штанов. Рубашку свою мокшанка носит иначе, чем эрзянка. В то время, как у эрзянки рубашка спускается почти до пят, мокшанка поддергивает свой длинный панар у пояса и не спускает его ниже колен. Поверх его летом она чаще всего не надевает ничего, тогда как полный туалет эрзянки предполагает необходимо шушпан, вышитый верхний кафтан, тождественный по форме с черемисским шобором или сюсьпаном. Головные уборы мокшанок не имеют ничего общего с эрзянскими и ближе к черемисским. На севере мокшанского края, выше Краснослободска, употребляется головной убор, близкий по форме к черемисскому тюри-ку. Мокшанская панго по форме близка к черемисским лопатообразным сорокам. Татарское влияние сказывается на мокше тем, что женщины поверх панго, а девушки прямо на голову навертывают холщовое полотенце или покупную шаль в виде чалмы.

  Круглых камилавкообразных кокошников и сорок с ро-гообразным выступом надо лбом, широко распространенных у эрзянок, мокшанки не носят. Поясные украшения так же резко, как и головные уборы, обособляют эрзянок от мокшанок. Мокшанки не носят так называемого пулагая, то есть назадника, украшенного бисером и длинной бахромой.

  По численности и району своего распространения эрзя преобладает над мокшей. Обнимая своими поселениями южные уезды Нижегородской и Симбирской губерний, она заходит в губернии Тамбовскую и Пензенскую. Исследования Паасонена показали, что эрзя занимает десять деревень на севере Темниковского уезда Тамбовской губернии в окрестностях Кадома и две деревни в Спасском уезде той же губернии (Кажлотка и Дракино)⁴. В Пензенской губернии она занимает значительную часть селений Саранского и Го-родищенского уездов, по местам смешиваясь с мокшей. Эрзя же составляет главный контингент мордовского населения в степях Заволжья - в губерниях Самарской, Уфимской и Оренбургской. В губернии Саратовской она чередуется с мокшей.

  Внешний быт мордвы сложился под вековым влиянием окружающей ее природы. Коренными землями мордвы, как мы имели случай показать в предыдущей главе, следует считать, начиная с севера, южные уезды Нижегородской губернии -Нижегородский, Арзамасский, Ардатовский, Княгининский, Лукояновский и Сергачский и прилегающие к ним уезды губерний Тамбовской - Темниковский и Шацкий, Пензенской -Краснослободский и Писарский, Симбирской - Алатырский и Ардатовский, т. е. земли, омываемые реками Тешей, Пьяной, Мокшей и Сурой. До настоящего времени на этом пространстве сохранились обширные леса, которые являются остатками былых его лесных богатств: в Ардатовском уезде Нижегородской губернии они занимают около 3/' всего пространства, в Лукояновском - 40 %. В Пензенской и Симбирской губерниях леса занимают обширные пространства по берегам Суры и Пьяны. Отдельные колки былых лесов сохранились здесь при монастырях - Спасском близ Краснослободска, Сканьевом близ Наровчата - и т. д., на государственных и некоторых частновладельческих землях и дают понятие о былом пейзаже страны. Громадные пробелы, образовавшиеся между этими колками в течение веков, воображение может восполнить на основании рассказов старожилов и старинных актов. В редком селе мордовского края не помнят о лесах, которые подходили прямо к мордовским усадьбам.

  Акты говорят о дремучих лесах там, где теперь путешественник видит сплошные поля. Мордовские леса в XVII в. начинались почти непосредственно у Нижнего, за Кудьмой-рекой. Возникший в это время в нынешнем Нижегородском уезде Оранский монастырь находился в дремучем лесу. Территория смежной с ним терюшевской мордвы даже столетием позднее представлялась покрытой такими лесами, что в них могло свободно укрыться все население волости, когда архиепископ Д. Сеченов после известного Терюшевского бунта задумал его крестить⁵.

  О лесах, покрывавших юг территории, можно догадываться по картине, которую до настоящего времени представляет Кузнецкий уезд Саратовской губернии, по актам относительно Тамбовского и Моршанского уездов, по преданиям, сохраняющимся во всем мордовском крае.

  Близость черноземной полосы сказывается на этих лесах сравнительным разнообразием составляющих их пород. Вместо боров, которые чередуются с ельником на левом берегу Волги, путешественник встречает здесь рядом с обширными сосновыми лесами громадные пространства, покрытые лиственными породами: дубом, липой, кленом, ясенем, некленом и др.

  Среди этих лесных пространств проглядывали в былое время поляны большего или меньшего размера (кужа) и дикие поля, на которые всего ранее садились земледельцы⁶. Не мало мордовских деревень до настоящего времени носят названия, оканчивающиеся на кужа, кша) - поляна.

  О том животном мире, который населял обширные леса исконно мордовского края, дают понятие акты XVII в. «А не учну яз, - читаем мы в купчей записи Мамонтовой пустыни мордвина Верхоценской волости (1640 г.), - в тех бортных ухожьях и во всяких вотчинных угодьях ... в рыбной и в бобровой ловле и во всяких становых зверях, в лосе и в козе и в свинье жеребьев по государеву оброку давать и на мне, на Михайле, взять в дом великому чудотворцу Николе да труднику Мамонту по сей купчей записи заряду 100 рублев»⁷. «Козиное и лосиное стойло», «свиное логово», «бобровая вежа», «бобровые гоны» фигурируют в целом ряде других актов той же пустыни⁸. Рядом по местам упоминаются еще куницы. Вся эта фауна заходила на юг, в область Хопра и Вороны⁹.

  Понятно, что мы должны встретить ее и выше на севере, где леса были обширные; и акты, относящиеся к Симбирской губернии, действительно, указывают на ее присутствие здесь. В одной из купчих Алатырской приказной избы мы читаем, например, следующее: «А продал есми им тое вотчину впрок без выкупу и их детям... с стоячим деревом и со пнем и с лежачею колодою и со звери: и с лосем, и с медведем, и с волком, и с лисицею, и с куницею... и с водяным зверем, с бобром и с бобровыми гоны»¹⁰.

  Если среди таких условий мордвин не остался охотником и не стал, подобно своим северным родичам - вогулам и коми -гибнуть, по мере того как сокращались лесные пространства, то этим он обязан свойствам почвы, которая лежала под полями ковыля и черными лесами. Эта почва, не требовавшая труда и дававшая человеку обильные плоды, рано заставила его обратиться к земледелию и заниматься им рядом с охотой рыбной ловлей и пчеловодством.

  Понятие о том, как плодородны были когда-то земли, лежавшие под черными лесами, дают следующие слова Палласа относительно приемов земледелия на Самарской луке: «Иностранный человек, увидев здешнее хлебопашество, конечно, придет в изумление, а именно: на невспаханной земле, которая и без удобрения плодородна, крестьяне сеют овес, рожь и просо как будто бы на съедение птицам, потом, взяв соху, начинают пахать, а за сохой идет другая лошадь с бороной без погонялыцика и вся работа в том состоит»¹¹.

  Известия русских летописей изображают мордву XIII в. уже народом земледельческим¹². Рядом с земледелием у нее, судя по известиям Рубруквиса, имело широкое значение охота (соколиная) и пчеловодство. «У них много свиней, меда, воска, богатой упряжи и соколов» - говорит он относительно мокши¹³. Этот строй жизни мало изменился в течение почти трех столетий, отделяющих Рубруквиса от Герберштейна. Автор «Записок о Московии» говорит, что мокша его времени обрабатывала поля, питалась дичиной и медом, имела в изобилии драгоценные меха¹⁴.

  В XVII в., судя по многочисленным указаниям актов, охота и пчеловодство составляли еще очень важную статью в хозяйстве мордвы: бортные ухожей и лесные вотчины с их зверем и птицей составляют главную драгоценность мордвина. В течение XVIII и XIX столетий сокращение лесной площади низвело охоту в одних местах на степень второстепенного промысла, в других - обратило ее в приятное воспоминание.

  Показателем экономического благосостояния, которым благодаря качествам своей земли мордва пользовалась до бедствий последних лет, служит, между прочим, ее незначительная задолженность.

  В Саратовской губернии (в Кузнецком уезде) приходилось долга¹⁵:

  у мордвы 12 к. на десят. = 7, 25 % оклада

  у чувашей 17 к. на десят. = 10, 1 % оклада

  у русских 53 к. на десят. = 23, 5 % оклада

  у татар 1 р. 29 к. на десят. = 72, 9 % оклада

  Эта низшая степень задолженности мордвы представляет собою прямой результат ее лучшего обеспечения землей¹⁶.

  Века, в течение которых мордва жила в своей благодатной стране, отразились на ее физическом типе. Она резко отличается от других финнов Волжско-Камского бассейна - черемисов, вотяков, пермяков - своим ростом, массивным сложением, здоровым цветом кожи и размером физических сил. Русское население края также не везде в состоянии померяться с мордвой физическими ресурсами: оно позже явилось здесь, принесло с собой тип, создавшийся в относительно менее благоприятных северных областях, и находилось в худших сравнительно с мордвой социально-экономических условиях.

  Само собою понятно, что при подобных органических ресурсах мордва далека от вырождения, выпавшего на долю других, менее благоприятно обставленных племен. Новейшие статистические исследования показывают, что мордва принадлежит к самым плодовитым народностям восточной России¹⁷.

  Переходя к детальному ознакомлению с бытом мордвы, мы остановимся, прежде всего, на ее питании и жилище.

  Пища мордвина находится в тесном соответствии с его преобладающими занятиями. В ту пору, когда леса открывали обширное поле для охоты, ее составляло мясо диких животных и птиц. Подобно своим восточным родичам, мордвин не был разборчив относительно попадавшей ему под руку дичи. Он не делил животных и птиц на съедобные и не съедобные: заяц, сова, сокол, сорока, ворона еще в начале текущего столетия употреблялись мордвином в пищу рядом с гусями и утками¹⁸. Заяц до сих пор остается любимым кушаньем мордвы. В ряду пищевых продуктов, возникших на почве скотоводства, следует отметить различного рода сыры, которые очень хвалят люди, пробовавшие их, пидьяф-верша - кушанье из поджаренной свиной крови. На почве пчеловодства возник любимый напиток мордвы - пуре. Несмотря на близость своего названия к черемисскому пюре, пуре мордвы отличается от этого последнего и по своему составу, и по способу приготовления. В то время, как черемисское пюре есть чисто медовой напиток, пуре представляет собою род так называемого сыченого пива.

  Растительная пища мордвина немногим отличается от русской. Черный хлеб, пироги, квас, щи, блины, лепешки, оладья, кулага, каша из разного рода крупы составляют существенное содержание мордовской кухни, как и русской. Покойный Майнов к числу кушаний, специально мордовских, относит нумолон-прайста (пельняни с зайчиной), вери-прайста - вид малорусских вареников, приготовленных на коровьем или свином сале, баланду - лебеду, варенную в молоке с крутыми яйцами¹⁹.

  Остатки язычества с его молянами и обильными животными-жертвами являются причиной того, что мордвин до сих пор гораздо чаще, чем его русский сосед употребляет животную пищу.

  В такой же зависимости от условий среды находится и жилище мордвина. И материалы, и первоначальные формы для него давала всему финскому миру окружавшая его лесная природа. Естественный навес из ветвей, естественное углубление в береге оврага или реки дали когда-то древнему финну первичные архитектурные идеи. Разработка данных природой мотивов обнимает первые периоды в истории древнефинского жилья (кота, куд). В этой первоначальной общефинской работе участвовала, как показывает язык, и мордва (фин. кота // чер. куда // мордов. куд).

  Современное жилище мордвина представляет результат его сожительства с русским народом. Чтобы открыть в нем то, что составляет продукт его собственного творчества, нужно выделить формы, особые от русских. Эта работа в существенных чертах уже выполнена финским ученым г. А. Гейкелем в его труде «Die СеЬдисІеп der Ceremissen, Mordwinen, Esten und Finnen» (Hels., 1888). За основание для хронологической классификации существующих у мордвы и родственных финнов построек г. Гейкель принимает формы огнища в его последовательном развитии.

  Древнейшей формой постройки, снабженной огнищем, является у мордвы-мокши овин (овен), сруб, запущенный в яму, с открытым огнищем по средине и легкой надземной постройкой²⁰. Можно думать, что и первоначальная куд устраивалась таким же образом. Между различными видами куды мордва знает мастыр-куд - землянку. К числу архаических, но заимствованных, может быть, у тюркских соседей форм летнего жилья, следует отнести, судя по названию, шалаш²¹ КОШ .

  Следующую стадию представляет баня - полуземлянка, врытая в береговой склон реки. Такая баня, имея одну открытую стену, снабжена уже печью, которая помещается в углу стены, расположенной против двери, и обращена к этой последней, как к единственному источнику света, устьем²². В банях, устраивающихся на ровном месте, на поверхности земли, печь сохраняет свое положение в углу против двери, но обращается уже устьем не к печи, а к левой от входа стене, в которой прорублено окно. Те же положения печь сохраняет и в старой мокшанской избе (мокша-куд). В Тамбовской губернии печь в углу против двери г. Гейкель встретил в мещеряцкой д. Кирилове.

  О таком устройстве старых мордовских изб уже раньше были известия в литературе. Г. Гейкель ссылается на известные статьи Мельникова в «Русском вестнике» и несколько других²³.

  Более распространенными, и только в мокшанских деревнях, г. Гейкель считает избы с печью в одном из передних углов устьем к противолежащей стене.

  Несколько подробностей относительно устройства старой мордовской избы г. Гейкель извлекает из статьи, помещенной в журнале «Маяк» за 1845 г. (№ 4; с. 84 - 85). В сороковых годах, судя по этой статье, мордовские избы ставились не фасадом, а боком к улице, и выходящая на улицу стена не имела окон. Окна прорубались только в тех стенах, которые выходили на двор.

  В избу вели две двери: одна, отворявшаяся в сени, и другая, низенькая, доходившая только до половины косяков, в избу. Против двери в углу, выходящем на улицу, стояла глинобитная печь. Во время топки дверь в сени приотворялась, и дым выходил в открытое пространство, остававшееся над второй.

  Относительно окон в старых мокшанских избах г. Гейкель отмечает одну особенность: в выходящей на улицу стене окно помещается не по средине стены, а ближе к одному углу; эта особенность зависит от места, занимаемого печью, - иначе не может быть, когда она стоит в одном из углов, выходящих на улицу.

  Пола в старых мордовских избах не было; мордвин довольствовался тем, что настилал на землю глину и тщательно уколачивал ее²⁴. Как переход к русскому устройству полов, г. Гейкель видел в некоторых избах доски, настланные прямо на землю. Свободное пространство между дверью и печью в старых мокшанских избах занято было широкими низкими нарами (керспель), под которыми находил себе приют мелкий

  домашний скот; на таких нарах устраивались по стене к двери кровати. Вдоль стены, выходившей на улицу, устраивалась лавка, название которой (моргд-изем) дает право (?) г. Гейке-лю предполагать, что тут же прежде помещался и стол. В настоящее время на этой лавке в углу помещается ручная мельница, а стол стоит в одном из углов по стороне двери. Сиденьями около стола служат конник и лавка. Конник известен и в русских избах, но у мордвы сохранилась, по-видимо-му, та его форма, которая послужила для названия. Часть конника, обращенная к двери, имела оригинальный заборчик (боранка). Доски, составляющие заборчик, сводились наверху так, что изображали грубое подобие коня или какого-нибудь другого животного. В устройстве этого заборчика, да еще в обшивке печи ниже шестка только и сказывались эстетические потребности мордвина, его стремление украсить свое жилище. Потребность украшать свой дом резьбой снаружи мы встречаем, главным образом, у обрусевших терюхан Нижегородской губернии.

  При отсутствии так называемого плана в устройстве поселков дома строились как попало, но старые избы дверью всегда были обращены к солнечной стороне - востоку или югу. В двери проделывалось оконце, которое открывалось при домашней молитве²⁵. Положение двери, кроме религиозных соображений, могло обусловливаться тем, что она была некогда единственным источником света.

  Переходный тип от «мокшанского» дома к «русскому» г. Гейкель нашел в одной избе в Каргашине. Печь стояла в средине правой стены от входа, пространство, остававшееся между нею и стеной направо от двери, было загорожено и служило зимним помещением для овец и телят.

  Эрзя, более обрусевшая сравнительно с мокшей, позабыла, по мнению г. Гейкеля, старые формы жилья и усвоила русские. В Самарской губернии эрзянские постройки тождественны с русскими. В расположении надворных построек старый порядок так же мало сохранился, как и в устройстве избы.

  В Буинском уезде Симбирской губернии наш автор составил на основании рассказов план старого мордовского двора, особенность которого заключалась в том, что изба стояла посреди двора отдельно от остальных построек, разбросанных по разным углам. Избы в этом доме не имели сеней, но печь в ней стояла по-русски в углу от двери.

   
  На основании плана, доставленного г. Гейкелю одним мордвином - учеником из Белебейского уезда Уфимской губернии, - можно заключить, что и здесь мордва стремилась изолировать все надворные постройки, не сливая их по-русски в кольцо. Изба на этом плане стоит отдельно от других зданий и снабжена только сенями. Клеть, житница, конюшня, погреб помещаются врассыпную по сторонам двора. В средине двора помещается ямка - кардас-сярко, - в которую кладутся жертвы для бога - хранителя двора. В настоящее время такое устройство двора вследствие скученности и тесноты уступило место обычному русскому. Въезжая в мордовскую деревню, путешественник по расположению дворовых построек не отличит ее от русской.

  Мы принимаем схему развития мордовского жилища, предложенную г. Гейкелем, но не видим оснований устанавливать особые типы - мокшанский и эрзянский. Почтенный ученый имел недостаточный материал относительно эрзи и потому счел ее совершенно позабывшей старые формы жилья.

  В нашем распоряжении имеются планы старых мордовско-эрзянских изб, доставленных нам бывшим учителем с. Сабанче-ева Алатырского уезда г. Лукиным, и мы можем положительно констатировать, что старые эрзянские избы имели то же внутреннее устройство, что и мокшанские.

  Текст, приложенный к планам, заключает в себе несколько ценных указаний, и мы воспроизводим здесь существенные его пункты буквально. «В прежнее время вид мордовского селения был не таков, какой оно имеет в настоящее время. Мордва селилась, кто где хотел, без определенного плана. Улиц не было; были порядки дома в три или четыре, между порядками были узкие проулки. Жилые избы - кудо - помещались в средине двора и состояли из избы и сеней, прочие же хозяйственные постройки строились отдельно, с одной стороны двора; свободные места заносились высокими заборами. Над воротами устраивался сарай; в других местах двора сараев не было.

  Доски для строений употреблялись колотые. Крыши домов и других построек были большею частью соломенные, на кровлю употребляли также и дрань, т. е. тес не пиленый, а драный из соснового дерева.

  Глиняные печи с топкой по-черному сохранились в немногих избах. Такая печь имеет сравнительно широкий шесток -томбамо ланга. Противоположная сторона горнушки состояла из глиняной же стенки или просто заслонялась доской. Над шестком укреплялся шест для сушки дров и лучины. Приспособлений для варки пищи, не разводя огня в печи, не заменается. Может быть, шест над шестком и служил для этой цели; если повесить котелок на шест, под котелком на шестке развести огонь, то можно удобно сварить пищу. В настоящее время мордва варит пищу на шестке, не разводя огня в печи, следующим образом: на шесток кладут камень, на который ставят чугун, а около чугуна разводят огонь. Позднее печи по-черному устраивались с кожухом, для того чтобы пыл из печи при топке не выходил наружу. С боковой части печи устраивалась гаська ланго - широкая лавка в аршин и более ширины, - под ней была западня в подпол — гаськас совсема варя.

  Лавка кругом до пола забивалась досками и представляла из себя ящик или ларь; с узкой сторы от печи устраивалась дверца. Гаська ланго служила для помещения ягнят; верх служил для спанья. Высота гаська ланго была вполовину печи».

  Из рассмотрения планов г. Лукина читатель убедится, что в старых эрзянских избах, как и в мокшанских, печь помещалась в одном из противолежащих двери углов и была обращена устьем или к двери (№2), или к окну противоположной стены (№ 3). Переместившись в один из углов у двери, она на первых порах обращена была устьем к противоположной боковой стене, а не к стене против двери. В углу по ту или другую сторону двери, против устья печи, помещался стол и божница. В новейшей литературе относительно мордвы мы встречаем известия, что и в эрзянских избах окна большею частью выходят во внутрь двора26.

  Избу с расположением, соответствующим плану№3, мы встретили в эрзянском с. Тешнярь Городищенского уезда Пензенской губернии. Эрзянскими - судя по присутствию на дворе кардас-сярко - следует признать и те избы, планы которых дал г. Гейкелю мордвин Уфимской губернии.

  Какую форму имели стены старой мордовской куды, можно догадываться из их названия - куд-икелькс, куд-ынгель (перед дома). Тождественный по названию черемисский куд-онджыл представляет собою пространство, открытое с лицевой стороны и защищенное выступом крыши сверху, выступами стен с боков. Открытое преддверие такого рода сохранилось при банях у пермяков и имело место в старых чувашских и башкирских избах.

  В какой степени восстановленный выше тип дома следует признать мордовским, сказать определенно в настоящее время нельзя. Старая мокшанская изба отличается, конечно, от современной русской, но сохранится ли это различие, когда мы подставим вместо современной русской избы старинную, это еще вопрос, который разрешится только тогда, когда мы будем хорошо знать устройство и историю развития старинной русской избы. К сожалению, мы мало до сих пор занимаемся внешним бытом русского народа и имеем смутные представления не только об истории русского дома, но даже о его современных вариантах. Г. Гейкелю, впрочем, небезызвестно, что избы с печью, обращенной устьем к двери, Мельников встречал и в русских селениях Тамбовской, Пензенской и Рязанской губерний²⁷.

  Рядом с куд’ой мордва с давних пор имела различные виды клетей и других хозяйственных пристроек: нупаль - клеть с окнами, соответствующую русской горнице, утомо - собственно клеть и лато - сараи и навесы. В настоящее время формы всех этих построек не отличаются от русских, но в песнях упоминаются клети с балконами, подобные тем, которые до настоящего времени встречаются у черемисов. Картина старого мордовского жилья будет закончена, если мы прибавим, что дом и хозяйственные постройки ограждались у мордвы забором.

  Вековое сожительство с русскими отразилось на мордовском доме, помимо известного уже нам изменения плана, внесением в архитектуру художественного элемента - резных украшений, которыми тем обильнее покрывается фасад мордовского дома, чем ближе мордовские селения к тому русскому краю, в котором русская народная архитектура достигла высшей ступени своего развития, - верхнему Поволжью. Наибольшую роскошь орнамента мы встретили в деревнях, расположенных по почтовому тракту из Нижнего в Арзамас.

  Оставляя по необходимости в стороне вопрос об отношении старомордовской избы к старорусской, мы обращаем внимание читателей на то, что избы одинакового устройства сам г. Гейкель находил у татар, а путешественники прошлого века указывают у чувашей. Описанный г. Гейкелем тип жилья, стало быть, является общим для народностей Поволжья и его можно было бы пока назвать волжско-булгарским.

  Мебелировка старой мордовской избы была несложна. Ее составляли лавки, стол и скамьи, сделанные из цельного куска дерева с подрубленными сучьями вместо ножек (моргд-изем).

  Необходимую утварь и посуду мордвин в былое время выделывал сам. Искусство делать горшки (шакшт) было известно мордве с давних пор. Горшки грубой работы составляют необходимую принадлежность старых мордовских могил. Деревянную посуду - чашки, ковши разнообразных размеров и форм для личного употребления и для жертвоприношений -мордва приготовляла также сама, но той потребности украшать деревянные поделки резьбой, которая дает такую своеобразную физиономию черемисским и чувашским изделиям, у нее мы не видим.

  К числу изделий, которые мордвин с давних пор приготовлял сам, относятся простейшие орудия передвижения, охоты и земледельческого труда. Подобно всем своим восточным родичам, мордвин на первых порах знал одно только орудие передвижения на суше - сани (нурда(т) - ср. перм. нарт).

  Воспоминание о том, что сани когда-то употреблялись для перевозки тяжестей на суше без различия времени года, сохранилось в языке: слово нурт значит одновременно сани и воз. Для передвижения по воде мордвин умел приготовлять несколько сортов лодок. Сам он, конечно, выделывал и лук со стрелами, с употреблением которых он познакомился еще в пору совместной жизни с остальными родичами. Переименованными здесь немногочисленными видами изделий ограничивалась у мордвы до XVIII в. обработка лесных продуктов.

  С XVIII в. мордва познакомилась с изготовлением поташа. Казенные поташные заводы принесли не мало огорчений предкам нынешнего поселения Нижегородской, Пензенской и Тамбовской губерний, но зато мордва присмотрелась к делу и в настоящее время взяла его в свои руки. В настоящее время в Пензенской губернии есть села, в которых оказывается до 20 владельцев поташных заводов: таково, например, Новое Пшенево Писарского уезда²⁸.

  Из технических растений мордва обрабатывает преимущественно коноплю. Семя идет на изготовление масла, которое в Нижегородской и Пензенской губерниях стало почти специальностью мордвы, а волокна на производство необходимых тканей. Обработка продуктов скотоводства сделала в последнее время у мордвы некоторые успехи. В Пензенской губернии между мордвой развиты валяльный и шерстобитный промыслы²⁹. Производство сукна представляет собою старинный мордовский промысел. Подобно чувашам и черемисам, мордва чаще всего употребляет белое сукно.

  Обработка металлов остановилась у мордвы на зачаточной ступени развития. Ножи, топоры, стрелы, копья, огнива до XVIII в., нужно думать, выделывались местными работниками, но в XVIII в. инородцам было запрещено из политических видов заниматься кузнечным ремеслом, и мордва отвыкла от него.

  Область женского обрабатывающего труда распространяется, главным образом, на производство и окрашивание тканей и изготовление из них различных принадлежностей костюма.

  Мордовки до настоящего времени, изготовив пряжу, сами ее красят. Знакомство с красильными веществами они унаследовали, по всей вероятности, еще от своих прабабок. Путешественники XVIII в. указывают растения, которыми мордовские женщины пользовались для окрашивания пряжи: чертополох (пижелаома тикшед) для окраски в зеленый цвет, дрок - в желтый, марена - в малиновый, душица - в алый.

  Женский костюм мордвы - венец творчества мордовских женщин - представляет весьма значительное разнообразие форм и может сделаться предметом самостоятельного этнографического этюда. До сих пор не намечены еще ни варианты его, которые имеют место на родине мордвы в пределах одной и той же племенной группы, ни границы их распространения. Наши собственные наблюдения и данные, найденные нами в литературе, позволяют установить, что даже в пределах одной племенной группы у мордвы, как и у черемисов, есть районы, различающиеся один от другого формами костюма - преимущественно головных уборов.

  Начиная наш обзор с севера, мы должны отметить, прежде всего, венец обрусевшей терюханской мордвы - убор, который сохранился у очень немногих мордовок и дается на прокат при венчании. Его русское название вполне соответствует форме. Венец состоит из проволочной диадемы, от которой на спину спускаются нитяные кисти, унизанные ужевками. Спереди к венцу пришивается широкая лента из толстого холста, унизанная серебряными монетами. От ушей до пояса и ниже спускаются такие же ленты или ремни, унизанные деньгами, - это так называемые плетни. Шея терюханки украшается обычными борками и сустугом - круглой фибулой, от которой на грудь спускаются нити, унизанные бисером и тенька ми.

  Летний повседневный костюм терюханки состоит из длинной рубашки и распашного широкого кафтана, тождественного с западно-черемисским шушпаном по форме и по названию. Шушпан имеет на рукавах широкую - вершков до 5 - вышивку, узоры которой не имеют ничего общего с тем, что мы наблюдаем у остальной мордвы. Рубашка имеет вид прямого мешка с разрезом посредине груди; подол ее украшается небольшой вышивкой. Мордва известной нам Борисовской волости скупа на вышивки, но А. Д. Смирнов, наблюдавший ее в селах, соседних с Терюшевом, отмечает расшитые красной и черной шерстями рубахи и головные уборы³⁰. Для более холодной погоды у терюханок имеется сермяга - узкий до пояса и расширяющийся книзу кафтан из белого самодельного сукна, украшенный по подолу узорами из шнура и раковин.

  За терюханами на востоке и на юге идет эрзя. Широко раскинувшая свои поселения эрзя по формам костюма может быть разделена на три группы, границы которых мы намечаем только самым приблизительным образом.

  Первая группа охватывает на коренной территории Арзамасский и Ардатовский уезды Нижегородской губернии, а в новых, заволжских местах - Ставропольский уезд Самарской губернии (вероятно, и другие, смежные с ним), Стерлитамакский - Уфимской. Характерными принадлежностями костюма этой группы являются: 1) круглый, вышитый бисером кокошник в виде полуцилиндра со спускающейся на спину широкой, унизанной блестками лопастью, 2) сделанные из толстой ткани и убранные рядами ужевок, бубенчинков и бус передник и назадник.

  Следующую крупную группу, которую по месту ее на коренных мордовских землях можно назвать восточной, образуют уезды Лукояновский и Сергачский Нижегородской губернии, Саранский Пензенской и примыкающие уезды Симбирской губерний. Эту группу характеризуют высокий, узкий, поднимающийся надо лбом в виде рога кокошник и так называемый пулагай - толстый, бисерный, украшенный длинной черной бахромой назадник.

  Третью, маленькую группу образует эрзя Тамбовской губернии. Кокошник этой группы по своей основной форме приближается к кокошнику первой группы, но отличается от него характерными придатками по бокам, над ушами, в виде свитых из красных ниток или шерсти мячей. Задняя часть кокошника отличается тем, что тулья его, если здесь идет это название, сверху сплошь унизана особого рода мелкими медными пуговицами и производит впечатление чувашской тохьи. Место пулагая и длинного назадника здесь занимает прикрепленная сзади к поясу бисерная накладка. Неизвестную в других местах принадлежность костюма этой группы составляет так называемая шубейка. Это сшитая из кумача на легкой подкладке и отороченная мехом безрукавка с меховым воротником. Несмотря на свое название, шубейка представляет собою принадлежность летнего костюма и заменяет собою шушпан.

  Эрзянки носят те же по формам, но гораздо более расшитые, чем у терюханок, шушпан и рубашку. Шушпан в XVIII в. имел желтый цвет и широкие (до полуаршина) рукава, в настоящее время он делается белый и особенно богато расшивается на груди. Вышивка эта, когда полы сведены на груди, представляет широкий четырехугольник.

  В костюме мокши мы заметили - по отношению к головному убору - три группы: северо-западную, которая захватывает северную половину Краснослободского уезда (на севере от уездного города) и смежные мокшанские селения Тамбовской губернии; юго-западную, в состав которой входит южная часть Краснослободского уезда; и восточную, охватывающую собой Инсарский уезд. Первая группа употребляет панго, имеющую вид несколько срезанного черемисского тю-рика (шма-шобыч)', у второй еще недавно была в употреблении панго в виде лопатообразных черемисских сорок; третья группа употребляет панго, очень близкую по форме к изображенной у Палласа и Георги³¹.

  Группы, намеченные нами, различаются и по другим особенностям костюма. Одинаковый по основной форме панар имеет, например, у восточной группы широкую вышивку во всю длину рукава, которой мы не встречаем на западе. Сравнительное изучение покажет не мало других мелких вариантов в формах пояса, поясных, грудных и шейных украшений, но отмечать эти варианты, не имея возможности ссылаться на сопровождающие текст рисунки, мы считаем почти бесполезным и заключаем наши замечания о мордовском костюме несколькими общими замечаниями относительно его истории.

  В том виде, какой панар имеет у эрзянок, он чрезвычайно близок к византийскому мужскому одеянию, которое называется далматиком, дивитисием или саккосом³². Мы считаем нужным обратить внимание на эту близость ввиду того, что она бросается в глаза: нижний разрез эрзянского панара представляет совершенную тождественность с разрезом и украшением дивитисия. С другой стороны, боковые, сделанные полуовалом вышивки мокшанского панара чрезвычайно близки к таковым же на туниках, которые изображены на фресках, открытых в новейшее время в Киеве и фигурировавших в копии на VIII археологическом съезде в Москве. Мы позволяем себе высказать предположение, что это сходство не случайность, а пережиток того влияния, которое имела Византия, а, может быть, еще и греческие колонии, на костюм народностей, населявших южную и среднюю Россию. Что формы былой мужской одежды уцелели в женской - этому не приходится удивляться. Сустуг является в настоящее время принадлежностью женского мордовского костюма, между тем в XII в. он украшал вместе с гривнами и браслетами мужчин³³; бисерное оплечье (цифкс), которое мы встречаем у мокшанок, когда-то фигурировало также в качестве принадлежности мужского костюма. Вопрос о пути, которым попали к мордве эти принадлежности южного, греческого костюма, может быть решен на почве тех данных, которые предлагает нам археология. Бассейн Цна—Мокша—Ока с первых веков нашей эры находился в торговых сношениях с греческим югом: монеты римских императоров, в качестве случайных находок, встречались здесь уже давно. В 1892 г. член Императорской археологической комиссии А. А. Спицын нашел византийские монеты ѴШ-ІХ вв. в могильнике, который по характеру содержавшихся в нем вещей он признает за мордовский. Кое-что из принадлежностей своего костюма мордва могла получить, таким образом, прямо от торговцев-греков. Вероятнее другое предположение: греки передали свой костюм русским племенам Днепровского бассейна, от них его заимствовала мордва и по свойственному финским племенам консерватизму сохранила до нашего времени. Роль этих племен как хранителей древнерусских форм костюма, жилья и многих других сторон быта еще недостаточно оценена, хотя материал для этого уже имеется.

  Обзор творчества мордвы в области внешнего быта мы закончим теми зародышами искусства, которые представляют собою вышивки, украшающие мордовские одежды. Носительницей и выразительницей эстетических потребностей является у мордвы женщина. Мордвин равнодушен к изящному: во всем, что он делает, он преследует практическую цель. Сделавши вещь пригодную для того или другого употребления, он не чувствует потребности украсить ее. Побуждения, которые заставляют чувашина и Черемисина покрывать резьбой солоницы и поставцы, украшать изображениями птиц и животных ручки своих ковшей, ему совершенно чужды. Женщина проявляет сравнительно с ним большую широту потребностей. Она не меньше чувашки и черемиски работает над украшением своего костюма и проявляет в этой области некоторую долю оригинальности. Сравнение эрзянских и мокшанских вышивок с черемисскими и чувашскими показывает, что оригинальность эту в большей степени обнаруживает эрзя, в меньшей мокша.

  Эрзянские вышивки резко отличаются от черемисских по своим мотивам. Холст зашивается почти сплошь нитками одного какого-нибудь цвета, чаще всего так называемым «бордо». На этом основном фоне выступают звездочки или квадратики какого-нибудь другого цвета, чаще черного. Такого же рода вышивка широкой полосой спускается на рубашке от пояса к подолу, где около небольшого разреза она расширяется.

  Вышивки мокшанских рубашек и панго обнаруживают своими мотивами значительную близость к чувашским и черемисским. На тюрикообразных панго Краснослободского уезда, на рукавах, плечах, обшлагах и подолах рубашек Краснослободского и Писарского уездов мы встречаем обычные у черемисов и чувашей стилизованные розетку и крест. Эта однородность узоров обнаруживается тем сильнее, чем далее мы углубляемся в прошлое. Старинная рубашка Писарского уезда и по узорам вышивок, и по общему стилю гораздо ближе к черемисским, чем позднейшие. В то время, как на широких рукавных вышивках старых рубашек встречаются крест и розетка, рукава новейших рубашек, как и в Краснослободском уезде, зашиваются сплошным узором, который чаще всего имеет вид переплетающихся лент двух цветов.

  Это родство мокшанских и черемисских вышивок представляет любопытный материал для уяснения былых отношений мордвы к народностям Поволжья. В настоящее время в соседстве с чувашами и черемисами живет эрзя Симбирской и Нижегородской губерний, соседями же мокши являются, кроме эрзи, русские и татары. То же взаимное положение народностей мы должны будем констатировать, если обратимся к свидетельствам истории. Эрзя и терюхане были соседями черемисов в XVI, XVII и XVIII вв. Исходя из этих фактов, мы должны были бы ожидать, что не мокша, а эрзя обнаружит большую близость к черемисам и чувашам. Объяснить кажущееся несоответствие фактов мы можем только при помощи двух предположений: или мокша когда-то, раньше, чем эрзя, жила рядом с черемисами, или черемисско-чувашские формы орнамента ей переданы какой-нибудь другой народностью - например, буртасами, которых, как мы уже видели, можно считать родичами чувашей. Ввиду скудости наших сведений о буртасах мы охотнее склоняемся в пользу первого предположения. За него говорят кое-какие факты. В брошюре «Этнография по Казанской научно-промышленной выставке» мы отметили тот факт, что родственные с мордовскими, и преимущественно мокшанскими, формы головного убора оказываются у черемисов Вятской губернии, несомненно, ранее своих приволжских родичей, выступавших из своей первоначальной родины - с берегов Оки³⁴.
   
  К этому-то периоду, когда черемисы жили по нижнему течению Оки, а мокша примыкала к ним, занимая бассейн реки того же названия, и можно отнести с известной вероятностью общие формы орнамента рядом с некоторыми общими формами костюма.
  1    Численность ее в настоящее время можно определить до 1 млн. душ обоего пола.

  2    В форме мохеі мы встречаем имя мокши у Рубруквиса. Племенное название эрзя можно предполагать в arsa, arsania Ибн-Фоцлана.

  3    Обстоятельного трактата о мордовских наречиях финская филология ожидает от молодого гельсингфорсского ученого г. Паасонена, который собрал во время своих недавних путешествий к мордве обильный материал в виде фонетически записанных текстов и словаря.

  4    Journal de la Soc. Fin. - Ougr. IX. P. XIV-XV.

  5    Титов. Терюшевский бунт // Русское обозрение. 1893. № 9. С. 310.

  6    В актах упоминается, между прочим, дикое поле в Шацком уезде в Ценском подлесном стане за большим черным лесом // Известия Тамбовской архивной комиссии. Вып. XIV. С. 23.

  7    Мамонтова пустынь. Изд-во Тамб. А. К. Т. 1887. С. 6.

  8    Там же. С. 8, 9 и след.

  9    Там же. С. 12-13.

  10    Акты Белокрысенко. № 22.

  11    Путешествия по разным провинциям. Ч. 1. С. 246.

  12    Лет. по Лавр. сп. СПб., 1872. С. 428.

  13    Requeil des Voyag. faits en Asie. 1.

  14    Замысл. Герберштейн. С. 426.

  15    Сборник статистических сведений по Саратовской губернии. T. X. С. 82.

  16    Там же. 50.

  17    Сборник статистических сведений Саратовской губернии. T. V. С. 59; T. X. С. 181.

  18    Архимандрит Макарий.

  19    Mainov. Les reste2s de la myth. Mord. 61.

  20    Первоначальное название такого огнища, кажется сохранилось в названии шестка толма (тол-огонь)-ланго. Ср. томба-ланго.

  21    У башкир кошем называется летняя стоянка.

  22    Печь эта очень долгое время делалась глинобитная. Судя по значению названия паня — г(к)уд (сооружение, дом для печения) можно думать, что жилище с печью возникло уже в ту пору, когда мордва познакомилась с земледелием: паня имеет один корень с глаголом панемс — печь. То же значение может иметь и другое название печи у мокши петъня- гуд, если предположить что слово петъ-ня стоит в связи с русским печь. Какой материал для истории мордовского огнища заключает в себе слово каштомо, служащее у эрзи для обозначения печи, сказать нельзя; существующие словари не дают возможности определить корень слова и его значение.

  23    Симбирские губернские ведомости. 1867. № 91. Пензенские губернские ведомости. 1862. № 24. Дон. 1886. № 39.

  24    Избы с земляным полом сохранились у мордвы Казанской губернии до сих пор. Свидетельством того, что пол в былое время был неизвестен служит тот факт, что словом, обозначающим его у мордвы служит мастыр — земля.

  25    1. С. 26.

  26    Мордовское село Лобаски (Ниж. губ. Сергач.у.) // Нижегородские епархиальные ведомости. 1887. С. 735.

  27    1. С. 26. Прим. 2.

  28    Пензенские губернские ведомости. 1893.

  29    Там же.

  30    Известия. Т. XI. Вып. 3. С. 286.

  31    Георги. Опис. всех народ. Ч. 1. С. 44.

  32    См. изображение дивитисия в «Byzantina» Д. Ф. Беляева. II. Табл. 1.

  33    Уваров. Меря.

  34    С. 15.

•   Глава I. Очерк истории
•  
•   Глава II. Внешний быт
•  
•   Глава III. Семейные и общественные отношения
•  
•   Глава IV. Культ предков. Воззрения на смерть и погребальные обряды
•  
•   Глава V. Религиозные верования и культ
•  
•   Глава VI. Обзор литературы

 

Научно-популярное издание

 

  Смирнов Иван Николаевич

  МОРДВА.  ИСТОРИКО-ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

© Казань, Типография Императорского Универститета, 1895 г.
© Книга МОРДВА. ИСТОРИКО-ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК, И. Н. СМИРНОВ
© Глава II. Внешний быт
© сетевая версия - arzemas. 2022
© Арзамас.
© OCR - В.Щавлев. 2022